В саду у дедули или наши питомцы на лоне природы.

       Довольно долгое время каждое лето наша семья проводила в саду.

Это был период, когда я работала в школе и могла себе это позволить.  Сначала это был сад родителей – свекра и свекрови, потом наш, который мы приобрели неподалеку от родительского сада.

  У родителей в  саду был большой общий дом. Нам принадлежала комнатка на втором, мансардном,  этаже.  Жили мы в саду, в основном, в летнюю жару, когда в мансарде было очень душно и жарко. Лично мне спать было тяжело, но ради отдыха детей приходилось терпеть. Кроме этого, мучили комары, истребить которых я пыталась, но не всегда успешно. И, все равно, в  воспоминаниях остался только позитив – как здорово мы жили в саду!  Особенно интересно стало, когда появились наши животные. Совсем недолго мы вместе с ними бывали в родительском саду, но и об этом периоде сохранились некоторые воспоминания.

         Вот, Володя делает творог Антею, а он стоит в дверях и ждет.  Антей еще совсем щенок, но крупный и очень неуклюжий. Вид у него очень забавный, из-за ушей. А к ушам примотаны палочки, из-за чего кажется, что у него рожки. Все это не просто так. Доберманам надо для экстерьера купировать (обрезать) уши и хвост. Муж решил сделать из Антея чемпиона, поэтому соблюдал все правила.  Он сводил щенка в ветеринарку, где ему обрезали ушки и хвостик. Шрамы зажили, но ушки не хотели «стоять» вертикально, падали. Тогда какой-то «умный» ветеринарный врач посоветовал, внимание: «Примотать лейкопластырем к ушам палочки»!  Мы примотали. Антей стал похож на козлика, которому не хватало только копыт.  Мы посмеивались над своим щенком до поры до времени. Однако, пришло время снимать «рожки», а как? Лейкопластырь накрепко приклеился к шерстке на ушках и не собирался отлипать. Володя и Рита, не в силах мучить собаку, обратились ко мне. Чтобы, значит, я была в роли «фашиста» и отдирала это безобразие от нежных щенячьих ушек. Куда деваться? Пришлось поработать садистом. Хорошо, что они держали Антея, а то, я бы не справилась. Уши у него, действительно, стали торчком, но, после экзекуции, были весьма облезлые. Со временем шерсть на ушах восстановилась, и наш пес отвечал всем требованиям доберманской красоты – высокий, мощный, черный с подпалинами, с коротким хвостиком и торчащими ушками.

          А вот красота нашей кошки Анфисы не нуждалась в корректировке. Ее совершенство было абсолютно натуральным.  Ее шерсть искрилась на солнце и отливала голубизной, пушистый, шириной с ее спину, хвост, всегда победно торчал вверх, а желтые глаза ярко сияли на сером фоне. Маленькая белая «звездочка» на пышной «шали», обрамлявшей мордочку, точно там, где это нужно, добавляла ее экстерьеру пикантности. И вот, эта красота появилась в саду, где проявились ее таланты во всем многообразии.  

     Заслуживает отдельного внимания способ доставки Анфисы в сад. Поначалу машины у нас не было. Мы всей семьей ездили на велосипедах. С одной стороны, езда на велосипеде очень приятна и представляет собой тренировку, с другой стороны, автобус ходил очень плохо, так что, добираясь в сад на велосипедах, мы «убивали двух зайцев» разом. Говоря «всей семьей», я имела в виду, конечно, период, когда дети уже подросли, и Рита ехала самостоятельно. А поначалу, мы ездили на одном велосипеде втроем: Володя за рулем и педалями, я на багажнике, а  маленькая Рита на специальном детском сидении на раме, впереди. К моменту появления животных, Рита и я ехали отдельно, а Оля впереди у папы на раме. Представьте такую картину – эскорт велосипедистов – впереди Володя с Оленькой на раме, потом Рита, замыкающая – я. Антуражем к этой цепочке был рослый Антей, бежавший около Володиных ног, периодически отстававший, чтобы «пересчитать» всех нас. Но самым примечательным было  пассажирское место  Анфисы.  Она висела в авоське на руле Володиного велосипеда! Мотало ее изрядно, но она терпела, только изредка издавая невнятные звуки. Это тем более удивительно, что, при всех своих талантах, Анфиса боялась ездить в лифте. Из всех, за ее жизнь, попыток провезти ее «с ветерком» на лифте, она ни разу не удержалась, чтобы не описаться.

       Наша Анфиса оказалась замечательно ловчей кошкой. Ее добычей становились мыши, крысы, птицы, ящерицы и другая живность, обитавшая в окрестностях. Глядя на Анфису, снова и снова не уставали мы удивляться ловкости кошек. Сколько птичек она переловила на наших глазах! Нам было их очень жалко, но спасти после острых зубов Анфисы никого не представлялось возможным. Мы проверяли это не раз, когда заставали ее с птичкой в зубах. Например, как-то, она поймала огромного, чуть меньше ее самой, птенца.  Нам удалось вызволить его, но он все равно погиб.

      Таская птичку за птичкой, Анфиса вызвала недовольство даже моего свекра, нашего «дедушки», как мы называли его с подачи детей. Это был добрейший человек, мягкий, культурный, спокойный. То, что он решил провести воспитательную беседу с нашей кошкой, говорит о том, что его очень задело ее поведение. С самым серьезным видом, он посадил Анфису перед собой, и сказал: «Анфиса, ты птичек не лови, их ловить нельзя, они полезные! Ты лови мышей, крыс и других грызунов».  Мы смеялись, потому что дедуля разговаривал с ней, как с человеком. Свекровь моя, то есть, соответственно, бабуля, относилась к нашей кошке лояльно, но и без сантиментов. По жизни  она отличалась большой душевной теплотой и добротой, однако не приветствовала в доме животных. Но, если животное уже было в доме, оно всегда могло рассчитывать на ее поддержку. Не раз и не два именно она впускала нашу «блудную» кошку ночью в дом. Мы-то спали на втором этаже и не слышали, как она ломилась в дверь! А бабуля всегда дремала вполглаза и вполуха, поэтому, заслышав мяуканье и скрежет когтей, вставала и открывала дверь. Однажды, Анфиса явилась по крыше одноэтажной пристройки, через  которую мы входили в дом. Открыв дверь, бабуля не увидела кошку, зато услышала короткое «мяу» и почувствовала, как ей на плечо сверху кто-то прыгнул! Бабуля, трусиха по — натуре, испугалась, и с любимой присказкой  «Матушка-владычица!», скинула кошку на пол. Обиженно мяуча, Анфиска полезла на второй этаж, а бабуля долго еще поминала в разговорах свой испуг, пересыпая свою речь характерными словечками и смехом.

      Однажды был случай, достойный сценария для фильма ужасов. И опять история связана с Анфиской.

          В этот вечер мы, как обычно, закончив дела, провели вечер в общей комнате первого этажа вместе с дедулей и бабулей, и, наконец, поднялись наверх. Приближалась ночь, за окном уже сильно стемнело, а  Анфиска, по обыкновению,  отсутствовала. Меньше всего думая о кошке, я стала готовиться ко сну. Наша комнатенка в мансарде была маленькая, но уютная. Мы еле уместили в ней три спальных места. Постелив постели и перебив комаров, я уложила детей. Муж сразу завалился в кровать, не дожидаясь, пока все уснут, поэтому, когда я была готова тоже лечь, на топчане, который служил нам кроватью, места для меня почти не было. Разметавшийся во сне Володя занял почти все пространство, хотя не относится к крупным мужчинам. Просто топчан, заботливо сколоченный дедулей, был полуторным, то есть, не широким. Много времени ушло у меня, чтобы как-то сдвинуть мужа. Откровенно будить его я жалела, а сам он никак не просыпался. В состоянии отключки он не реагировал на мои толчки, и тычки, и мне пришлось примоститься на узком краешке, весьма неудобном. Я долго ворочалась, пытаясь принять позу поудобней, но уснуть не получалось.

      Я невольно прислушивалась к дыханию детей, без конца вставала к ним, чтобы поднять  упавшее одеяло и укрыть им открывшегося ребенка.  Почти поймав за ускользающий хвостик свой, неподдающийся мне сегодня, сон, я внезапно  резко просыпалась,  вздрагивая от непонятных звуков, которые всегда слышны в спящем доме. То кто-то всхрапнет громче обычного, то заворочается в своем собачьем сне Антей, спящий внизу, под лестницей, то зашуршит мышка, дождавшаяся, наконец, времени, когда ей никто не мешает инспектировать продовольственные запасы. Периодически мне казалось, что жужжит комар, и я, включив фонарик, шарила лучом по стенам и потолку в поисках вампира, боясь, что он накусает младшую, Оленьку. Ночь шла, я все не могла заснуть, а за окном тоже было неспокойно.

        Кстати, комнатенка наша была крошечная,  с «гулькин нос», но два окна с видом на наш сад имелось. Вид был весьма условный потому, что все окно закрывала огромная яблоня, сорт «штрейфлинг», своей кроной примыкавшая к этому фасаду дома. В эти – то окна я, страдая этой ночью бессонницей, наблюдала, как погода быстро менялась. Периодически окна освещались дальними зарницами, приближавшимися с каждым всполохом, а оконное стекло скребли ветви яблони, волнующейся от ветра.  Явно приближалась гроза. Ветер задул сильнее, разыгрался не на шутку, и стал, будто нарочно,  бить ветками о стекла, грозя разбить окно.  Затем закапал дождь, чтобы, вскоре, полить изо всех сил. Молнии уже разрывались прямо над нами, а гром бабахал с оглушительной силой. Я боюсь природную стихию, ее буйные проявления, особенно грозу, и неудивительно, что  теперь мне о сне вообще можно было забыть. А весь дом спал, и я, сжавшись от страха, мучилась одна, удивляясь, что никто не просыпается.  Один Антей слегка взвизгивал, когда гром звучал особенно грозно.

      И, вдруг, к грохоту разгулявшейся грозы, примешались посторонние звуки. Добавочный шум и треск, явно выбивавшийся из шума дождя и ветра, вскоре стал сопровождаться скрежетом и звуками ударов по окну!  Я, все еще не потерявшая надежду уснуть, лежала с закрытыми глазами на кровати, но доносившиеся звуки так испугали меня, что я вскочила и посмотрела в окно. Лучше бы я этого не делала! Прямо на меня из окна фосфоресцировали зеленым цветом два страшных глаза!  В сочетании с ночной порой и  страшной непогодой, это зрелище произвело на меня неизгладимое впечатление. «А-а-а-а-а!» — закричала я и отпрянула от окна, прямо на мужа, глубокая фаза сна которого, видно, закончилась, и он, наконец, проснулся. Я в ужасе показала на окно, где к нам рвалось страшное чудовище на фоне светопреставления, хотя кое-какие догадки уже приобретали в моей голове отчетливую форму. Им помогал здравый смысл и некоторые вторичные признаки – вид в окне, наряду с глазами, когтистой лапы, и прорывавшийся сквозь шум звук, напоминавший кошачье мяуканье. Володя же, сохраняя философское спокойствие, открыл окно, и, со словами: «Анфисочка, маленькая, не пускают тебя домой!» — достал мокрую, возмущенно мяукающую кошку.  Очевидно, Анфиска, вернувшись домой, не дождалась, чтобы ее пустили в дверь. Бабуля не слышала ее криков из-за грозы. Тогда кошка полезла на яблоню, долезла до нашего окна и стала в него ломиться! Как она догадалась, что это наше окно? Она ведь не полезла в другие окна на первом этаже! Вот какая это была сообразительная кошка!

      Посмеявшись над происшествием, и порадовавшись, что никто больше не проснулся, мы с мужем улеглись спать. И я, наконец, после всех мучений и перенесенного стресса, уснула у него под боком, переложив на него ответственность за детей, за  кошку, за комаров и даже за грозу.

     Вот и все, что я помню. Как жаль, что  так мало. В этот короткий рассказ уместились  дни, ночи, месяцы, проводимые нами в саду, который навсегда остался для нас дорогим, родным и близким. Для Володи – это сад, где он рос мальчиком, помогал отцу строить дом, увеличивать участок, ухаживать за растениями. Я росла в другом саду, моих родителей, но и этот сад стал мне дорог, потому что здесь я была своей, была частью семьи, ощущала себя на равных. Для наших детей – это сад бабулин и дедулин, в котором они с младенчества познавали мир живой природы, в атмосфере необыкновенной доброты, заполнявшей сад при жизни его хозяев. Для наших животных этот сад был первым местом, где они могли познакомиться с окружающим миром. Спасибо тебе, наш старый сад!