Наша кошка, Анфиса. Подробности биографии.

          С первого дня, проведенного совместно с Анфисой, я поняла, что рано мы отняли ее от матери.

Всю ночь она спала на мне, а утром стала так отчаянно вылизывать мне подбородок, что пришлось подставить руку, чтобы защитить лицо от шершавого языка.  И эта манера осталась у нее на всю жизнь – лизаться. Наверное, она не насосалась материнского молока, что и привело к этой «дурной» привычке. Каждое утро она выполняла этот  ритуал, ни разу не пропустив эту процедуру. А частенько я находила ее в кровати на своем месте – голова на подушке, сама под одеялом. Уходила она оттуда нехотя, огрызаясь на меня. В отместку Анфиска всегда мешала мне заправлять постель – лежала на белье, не давая его поправлять. Когда я все-таки умудрялась заправить кровать, она обязательно оказывалась под покрывалом. Я часто не замечала этого, поэтому, когда покрывало вдруг начинало шевелиться и под ним явно чувствовалось что-то живое, это всегда было неожиданно. Невозможно было отучить ее от этих привычек, она была совершенно неуправляемая. Дочерей моих она держала в «черном теле» — гоняла по всей квартире, подкарауливала из-за угла. Моя старшая дочь даже боялась ночью ходить в туалет, потому что Анфиса нападала на нее на выходе из него и вцеплялась в ногу. Приласкать ее могла только я или муж, но видно было, что она только терпит нашу ласку. По прошествии пары минут терпение ее лопалось, и она вырывалась из рук или с колен, довольно резко, зачастую оцарапав задними лапами. Только в саду она становилась более ласковой, видимо, там ей хватало «экстрима» на природе. Помню одно исключение из правила, когда Анфиса терпела насилие над собой. Дело было так: к нам пришла маленькая девочка, внучатая племянница мужа. Увидев кошку, она схватила ее под мышки и со словами «Донесу!», стала таскать нашу Анфису по дому.  Удивительное дело – Анфиса не сопротивлялась, терпела, и только иногда жалобно мяукала. Впредь Анфиса всегда пряталась от гостей и выходила только в исключительных случаях.

      Делала она все, что хотела, блудила, как могла. Запрыгивала на стол и ругалась, когда ее оттуда сгоняли. Пила из наших чашек и стаканов, нахально лакая языком молоко или воду, а когда язык не доставал до жидкости, макала туда лапу и облизывала ее. Она так наглела, что тырила у нас куски из-под-тишка, прямо с тарелки! Стоило только зазеваться, как ловкая лапка из-под твоей руки сбрасывала лакомый кусочек на пол. Помню, была у меня единственная котлета, которую я положила, вместе с кашей, в тарелку Оленьке, и отошла  позвать ее кушать. Оля пошла обедать, а я задержалась в комнате. Вскоре из кухни донесся удивленный Олин голос: «Мама, а где котлета?» Войдя на кухню, я обнаружила Олю перед тарелкой с одной кашей, в то время, как под столом, с угрожающим урчанием, Анфиса дожевывала котлету! А как она любила сырое мясо! Не давала мне никакой возможности резать его, лапой пытаясь достать какой-нибудь кусочек. Сколько раз я чудом не попадала ножом по ее блудливой лапе!

        Как-то, я увлеклась учением доктора Коновалова и стала заряжать воду на его буклетах. Эту воду надо было пить, как эликсир от всех болезней. Так больше всех заряженную воду выпивала Анфиса! Сколько раз я заставала ее  за этим занятием – сидит на подоконнике рядом со стаканом и аккуратно, с помощью  лапы,  вылизывает мою «заряженную» воду! Мебель и обои она обдирала нещадно, и ни в какую не соглашалась перенести заточку своих когтей на специально приготовленные устройства, игнорируя их, как класс.  Только Володя мог ее приструнить. Причем, никогда он не поднимал на нее руку, достаточно было ему строгим голосом прикрикнуть: «Анфиса!!!» Тогда она, нехотя, с недовольным ворчанием, прекращала делать недозволенное, но ненадолго, до следующего раза.

      Распорядок дня Анфиски в период жизни в квартирных условиях не отличался никакими особенностями. Еда, сон, игра, туалет, и, самое главное, ночные бдения, свойственные почти всем кошкам (они же ночные хищники!), отравлявшие нам ночной отдых. Обычно, поздним вечером, когда мы укладывались спать, у нее как раз начинался самый активный период бодрствования. Именно дождавшись темноты, когда мы гасили свет, Анфиса начинала оголтело носиться, сшибая вещи и накручивая бешеные виражи на поворотах.  Предполагаю, что она играла в игру «Поймай мышь», представляя, что где-то здесь от нее прячется ее добыча. Ее резкие движения, странные звуки и горящие ярким пламенем глаза выдавали, что идет самая настоящая охота, хотя добыча была только в воображении кошки. Честно говоря, частенько, я начинала сомневаться, что  в квартире, действительно, никого нет. Но опасения мои не подтверждались, и оставалось только терпеть, как наша Анфиса удовлетворяет свой охотничий инстинкт, гоняясь за мифическими существами. А терпеть было что. Все действия нашей охотницы производили страшный шум,  весьма неуместный в эту пору. Мы пытались закрывать двери в комнаты, чтобы Анфиса буйствовала на ограниченной территории, подальше от спальных мест, но, не тут – то было. Она совершенно не выносила закрытые двери и скреблась в них с громкими возмущенными звуками, нещадно царапая и портя двери и стены, пока мы не сдавались и не выполняли ее требование.

       В пылу азарта, Анфиса перегрызала любые провода, попадавшиеся ей на пути. Зачем она это делала? Неужели они вкусные, не понимаю? Но уже через год после появления у нас кошки, в доме не было ни одного целого, не замотанного изолентой провода, включая все настольные лампы, провода телевизора и телефона, а также, телевизионный кабель. Причем, обнаружили мы порчу кабеля случайно, в момент, когда вечером решили посмотреть телевизор и вместо телевизионной программы увидели шипящую рябь. Мы так злились на кошку за эту подрывную деятельность, что почти мечтали, чтобы ее слегка ударило током, но, о чудо – ни разу с ней ничего такого не случилось!

        Так вот, уже ночь, мы смертельно хотим спать, а кошка продолжает виртуальную охоту. Может, с ней играл домовой? Мы уже готовы были поверить во что угодно. Не помню как, но, в конце концов, мы засыпали.  Очевидно, Анфиса тоже часть ночи спала.  Но, недолго «музыка играла». Под утро, в самое сладкое время сна, Анфиса решала, что ей пора поесть.  Сообщала она об этом весьма беспардонно, применяя все доступные ее извращенному сознанию методы. Способ номер один: Анфиса, громко мяуча, подбирается к моему лицу и начинает его вылизывать. Я долго терплю, делая вид, что не просыпаюсь и закрываясь ладонью, а потом укрываюсь с головой. Тогда кошка применяет способ номер два:  носится поверх нас вдоль и поперек, с громким мяуканьем. Мы, натренированные, уже не реагируем. Приходит черед способу номер три: Анфиса начинает прыгать по мебели, на которой стоят вещи, падение которых нежелательно – часы, статуэтки и другие финтифлюшки (я все это очень люблю, так что расчетливая кошка намеревается воздействовать именно на меня). Траектория прыжков следующая – пол – тумбочка – телевизор — шкаф, и — вниз в обратном порядке. На каждом перечисленном предмете стоит бесчисленное множество дорогих моему сердцу вещей, так что, иногда, я ломаюсь на этом этапе, и, проклиная все на свете, встаю.  Пережив несколько раз стресс от возможной потери ценных для меня предметов, я, скрепя сердце, убрала их от греха подальше. И тогда Анфиса придумала следующий, четвертый вариант, доказывающий, что кошки – разумные существа. Всем, кто в этом еще сомневается, я сейчас приведу неоспоримые доказательства. В комнате находилась тумбочка, в которой я хранила очень нужные и ценные для меня бумаги – книги с рисунками и кальковые альбомы (альбом с листами из прозрачной бумаги – кальки), в которые я всю жизнь зарисовывала интересные для меня картинки. В каком-то смысле мой интеллектуальный багаж и часть моей души. Как Анфиса об этом догадалась? О том, что здесь лежат дорогие мне вещи? Тем не менее, догадалась. Она подходила к этой тумбочке, открывала лапой дверцу, ухватывала зубами слегка торчащий краешек листочка альбома или книги, тянула его, в результате чего раздавался леденящий мою душу звук рвущейся кальки или бумаги, затем выплевывала этот оторванный кусок на пол. Если я не шевелилась, она принималась за следующий кусок. Ну, кто выдержит такое издевательство? Конечно, я вставала и тащилась на кухню кормить эту садистку, которая сопровождала меня, путаясь под ногами и не давая мне отклониться от пути, даже в туалет!

      Энергичность Анфисы мешала даже Антею, собаке со спокойным темпераментом. Она задирала его постоянно. Я уже писала, как она кусала его куда ни попадя, как занимала его место – подстилку в прихожей. Но, однажды, она вовлекла его в свою игру, наблюдать за которой было очень весело. Игру можно назвать «Достань конфету». Анфиса обычно лежала на холодильнике, который стоял у входа в кухню.  Место это стратегически было выбрано очень грамотно: с него открывался обзор на всю кухню, включая обеденный стол и плиту, и нельзя было войти на кухню, минуя  ее диспозицию. Это давало возможность мстительной кошке срывать на нас свое плохое настроение – ее когтистая лапа доставала проходящего мимо  как раз на уровне щеки. Сколько раз, расслабившись, я получала травмы  на лице от этой заразы!    Над холодильником висел навесной шкафчик, где в числе прочей кухонной утвари я, как-то, после новогодних праздников, поставила вазочку с карамельками, оставшимися от детских подарков. Наши девочки, избалованные изобилием шоколадных конфет в подарочных наборах, карамель не ели, да и мы с мужем, не особо ее уважали. Так вот, вазочка с просроченными конфетами стояла на нижней полочке шкафчика, за закрытой дверцей. Как раз около этой дверцы Анфиска и проводила свой досуг. И вот, находясь дома в комнате, мы уловили повторяющиеся с завидной регулярностью, характерные звуки, производимые за дверью нашими животными. Сначала скрип, стук, затем соскок Анфисы, шум ее возни на полу, затем подъем с места и грузные шаги Антея, завершающиеся смачным чавканьем. Когда это повторилось раза три, мы тихонько вышли в коридор, понаблюдать за тем, что происходит. А происходило вот что: Анфиса, со своего места на холодильнике, развернувшись, лапой открывала дверцу шкафчика (скрип), лапой – же, ловко доставала конфетку, начинала подбрасывать ее, и конфета очень быстро оказывалась на полу (стук). Анфиска спрыгивала за ней (соскок), начинала гонять ее по полу (шум возни). В этот момент вставал Антей (шаги), дожидался, когда конфета оказывалась рядом, отталкивал мордой Анфиску и захрустывал карамельку вместе с фантиком (смачное чавканье). Вдоволь насладившись зрелищем несколько раз подряд, и насмеявшись, мы обнаружили, что конфет сильно поубавилось. Убирать мы их не стали, и, вскоре, вазочка опустела – игра закончилась по объективным причинам – закончился реквизит. А я долго смеялась над мужем, который утверждал, что Антей не знает, что такое сладкое, потому что он ему ничего такого не дает!

    В первый же год, отдохнув летом на базе отдыха «Куземетьево», Анфиска принесла восемь котят. Это закончилось трагически, потому что и она, и мы были совершенно неграмотными в этом вопросе. Я понадеялась, что у кошки есть инстинкт, который поможет ей, но  ошиблась. Анфиска лежала со своими котятами, как положено, и я думала, что все нормально. А на самом деле, оказывается, котята не могли сосать мать из-за пышной шерсти, покрывавшей брюшко кошки. Было уже поздно, когда мы все поняли. Все котятки погибли, и этот период я вспоминаю, как очень тяжелый психологически. Каждый день Анфиса приносила нам в кровать котенка, который был не жилец, очевидно, полагая, что мы должны что-то сделать.  Я долго не могла прийти в себя после этих событий, а потом приняла решение о стерилизации Анфисы, поскольку держать ее все время дома мы не собирались, имея возможность возить ее летом в сад. И вот, мы поехали на операцию. Ветеринар, девушка изумительной красоты, сделала нам укол, и я с Анфисой на руках стала ждать, когда подействует наркоз, сидя в коридоре. Время шло, а кошка не проявляла никаких признаков, которые бы свидетельствовали о том, что она скоро уснет. Наоборот, мне становилось все труднее ее удерживать, она ведь очень  не любила, когда ограничивали ее свободу. В конце – концов, она вырвалась от меня и помчалась по коридору, а я за ней. В конце коридора был кабинет главврача, о чем свидетельствовала надпись на нем. Туда – то и шмыгнула моя кошка, оставив меня в растерянности – что делать? Думала я недолго, поскольку допустить, чтобы Анфиса уснула в кабинете главврача, я не могла. Я постучала, и, извинившись, сказала, что где-то здесь моя кошка.  Сидящие за круглым столом люди, видимо, шло совещание, удивленно посмотрели, но выгонять меня не стали. Анфисы нигде видно не было, поэтому мне пришлось обойти весь кабинет, пока я не обнаружила ее под шкафом. Встав на колени, я с трудом вытащила беглянку, после чего, с извинениями покинула кабинет. Вернувшись на прежнюю диспозицию, к кабинету врача, я крепко держала Анфису, что было уже проще, так как, наконец – то, лекарство начало действовать. Уснувшую кошку прооперировали и дали мне рекомендации по уходу.  Было непривычно видеть нашу боевую Анфису в таком беспомощном состоянии. Мне приходилось все время держать ее на руках, иначе она начинала ходить на плохо слушающихся ногах, а из шрама сочилась кровь.  Я заблаговременно сшила для Анфисы послеоперационное «платье», чтобы закрыть шрам. Это необходимо для того, чтобы кошка его не вылизывала. «Платье» представляло собой чехол с дырками для ног и пуговицами на спине. Дома я сразу нарядила Анфису в новый наряд. Она была очень слаба, и спать я ее положила с собой. Проснувшись среди ночи, я обнаружила, что кошки нет на месте.  Нашла я ее в коридоре, она лежала на голом полу, и никакого платья на ней не было. Пошарив среди одеяла на кровати, я нашла чехол, и снова натянула его на Анфису. Теперь я  заколола огромной булавкой ее «одежду» наверху в зоне шеи, потому что именно здесь было свободно и позволило ей раздеться. Послеоперационный период прошел у нас нормально, все зажило без проблем, и наша красавица стала еще краше, чем была.   Я, с чувством выполненного долга, ожидала, что у нас наступит спокойная жизнь, которую красивая кошка просто будет скрашивать своим присутствием. Как я ошибалась! В поведении Анфисы ничего не изменилось! Наступила весна и она, также  как прежде, начала маяться, культурно говоря,  хотела «замуж».   Она заунывно урчала, каталась по полу и извивалась,   вызывая неодобрение не только у нас, но даже у Антея. Антей осуждающе рычал на нее, и даже периодически брал ее в свою огромную пасть, поднимал вверх, а потом опускал. Я недоумевала, почему операция не оказала требуемого эффекта, даже предполагала, что эта красивая врачиха ей удалила не то, что нужно. До сих пор подозреваю это. Лето прошло относительно спокойно, в саду Анфиса была на свободе и проблема была не так заметна, но наступила осень!  Анфиса вернулась  в город и стала изводить нас своим поведением. Она всеми ночами орала, рвалась на улицу и не давала нам никакого покоя. Измучившись, мы выпускали ее на балкон, который был не застеклен. В ноябре Анфиса упала с балкона и пропала. Почти сразу мы кинулись ее искать, но безрезультатно. Возможно, она слышала наши призывы, но не откликалась. Это вполне в ее духе.  Целый месяц мы не знали, что с ней и где она. Нашлась она совершенно неожиданно, просто вышла к подъезду, когда Володя шел домой. Он увидел похожую на Анфису кошку, которая шла к нему, беззвучно разевая рот. Голоса у нее не было. Совсем. Скорее всего, она простудилась – было холодно.  Муж принес ее домой, и, главный эксперт – Антей, не моргнув, признал блуднюю кошку за свою.  Удивительно, что дома она написала целый таз, как будто ей не удавалось это сделать весь месяц, пока ее не было. Какая она была тихая и скромная! Первые полчаса. Позволила себя помыть и обернуть в тряпку. А затем стала вести себя, как обычно – нагло и беспардонно.  Казалось бы, кошка должна была сделать выводы после целого месяца жизни на улице. Но, увы. Поведение ее мало изменилось, и через год она опять точно так же пропала, нырнув с балкона в черную ночь. Теперь уже на целый год. Но тогда мы этого не знали, надеялись, что она скоро вернется. Потом, когда этого не случилось, долго и настойчиво искали ее – развешивали объявления о пропаже кошечки, похожей на белочку. Мы до хрипоты срывали свои голоса криком «кис-кис», каждый раз, проходя вдоль нашего  дома, предполагая, что кошка может быть в подвале.  Много раз нам приносили кошек, похожих по описанию на Анфису, но каждый раз это была не она. Постепенно мы смирились с пропажей и перестали ее искать. Только иногда, засыпая, я, вдруг, вспоминала про нее, представляя, как она, избалованная и изнеженная нами, сейчас где-то  в холоде и голоде, испытывает лишения и страдает.  Мне так становилось ее жалко, что на глазах закипали слезы, и я засыпала вся в слезах. Думать о том, что она погибла, я не могла. Через год, опять осенью, муж возвращался из бани поздно вечером, слегка нетрезвый. Увидев около подъезда несколько кошек, он, машинально, позвал: «Анфиса, кис – кис!».    И одна кошка, отдаленно напоминающая Анфису, вдруг бросилась к нему с жалобным «Мау!» Мужу ничего не оставалось, как взять ее и принести домой. Он не был уверен, что это Анфиса. Зато у меня не возникло никаких сомнений, так же, как и у Антея. Хотя узнать ее было довольно сложно. На голове у нее была какая – то корка, которая меняла выражение мордочки на обиженно – нахмуренное, за счет давления на лобную часть. Живот был сильно надутый, а пышная шерсть свалялась клочьями. Я боялась, что она принесла что – нибудь заразное, поэтому обернула ее в простыню, чтобы не брать голыми руками. Она, как и в прошлый раз, была шелковая, все позволяла, лишь бы ее не выгнали. Еды для кошки у нас никакой не было. Подумав,  мы предложили ей плавленый сыр.   Как она его ела! Каждый жевок ее сопровождался жалобным няу, так что получилось – нау- няу- няу-няу… Было трогательно, и, одновременно, смешно. На другой день мы показали ее ветеринару, он ничего страшного не нашел, корку велел мазать маслом и счищать расческой, как у младенцев. Постепенно Анфиса приобрела прежний вид и вернула свою манеру поведения – хозяйки дома.

    С этих пор она уже всегда была при нас – и дома, и в саду. Постепенно поведение ее стало соответствовать тому, которого мы добивались операцией. Мы приспособились к режиму нашей кошки, спокойнее воспринимая все, связанные с ней, неудобства. Характер ее, правда, остался прежним – упрямым и своевольным.

          Несмотря на это, она, действительно, скрашивала нашу жизнь и своим видом, и проделками, и, несмотря на крутой нрав, привязанностью и доверчивостью к нам. К концу жизни, ей стали изменять и сила, и ловкость, и она все чаще прибегала за помощью к людям. Даже помню, как-то, не смогла она слезть с дерева, пока я не подставила ей плечо. Но все равно, удивительно, какие кошки ловкие существа. В свое последнее лето она поймала ласточку! Это, когда она была уже сильно больна. Анфиса была полноправным членом нашей семьи, наряду с Антеем, ее, можно сказать, приемным «братом», потому что мы, люди, их не разделяли. Для нас они всегда были вместе – наши друзья, дети, любимые «зверушки».